ГЛАВА      ПЯТАЯ БОРЬБА СОВЕТСКИХ ИСТОРИКОВ ПРОТИВ БУРЖУАЗНОЙ И МЕНЬШЕВИСТСКО-ЭСЕРОВСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ БУРЖУАЗНЫХ КАДРОВ

повышением требовательности, расширением кругозора среди исследователей как политических мыслителей, так и историков...» Е. В. Тарле отмечал: «Теоретизирование стало не легким делом» 7.

Корни дальнейшего упадка буржуазной общественной науки лежали в тех социально-экономических, политиче­ских и идеологических изменениях, которые произошли в нашей стране. Победа социалистической революции, рождение и утверждение социалистических производст­венных отношений лишили буржуазную идеологию со­циальной базы. Борьба с буржуазной идеологией, развер­нувшаяся после 1917 г. в масштабах всей страны, усили­вала и углубляла ее идейный кризис. И, наконец, теоре­тический крах был подготовлен (всем предшествующим развитием русской историографии. Громадное количест­во накопленного к этому времени фактического материа­ла по вопросам политической, культурной и особенно экономической истории не укладывалось в идеалистичес­кие схемы и концепции, созданные дворяноко-буржуаз-ной историографией. Не случайно Е. Н. Тарле отмечал «растерянность перед лавиною нового материала, созна­ние, что многие удобные, имевшие часто большое методо­логическое, служебное значение схемы и теории разбиты этою лавиною в куски и унесены прочь и, главное, недо­верие к попыткам новых конструкций».

 Буржуазные историки все сильнее чувствовали несостоятельность старой, идеалистической методологии, ее ограниченность и бесплодие. Для реак­ционной буржуазной историографии тех лет характерно засилие антинаучных идеалистических теорий истори­ческого процесса, распространение солипсизма и агнос­тицизма: подвергались сомнению возможность познания исторического прошлого и объективный характер чело­веческих знаний; отрицались историческая закономер­ность, причинность, взаимообусловленность и взаимоза­висимость явлений в природе и обществе; история изоб­ражалась как хаос явлений и событий, в который человеческий разум вносит определенный порядок; исто­рические явления подвергались психологизации; субъек­том исторического процесса вместо общества в целом объявлялся отдельный человек с его индивидуальной психологией. Общественные отношения в трактовке реак­ционной историографии выступали в виде общественной психологии. Даже экономические процессы характеризо­вались с точки зрения психологии. Все большее распро­странение получали религиозно-этические теории и объяс­нения исторического процесса. Глубокий упадок охватил все направления буржуазной науки; он проявлялся даже в работах лучших историков.

Методологической основой буржуазной историогра­фии были различные идеалистические концепции истори­ческого процесса. Но особенно большое распространение получили в те годы реакционные субъективистские тео­рии. Идеалистический характер буржуазной науки отчет­ливо проявился в самом определении предмета познания, целей и задач исследования. «Отдельные науки, — писал А. С. Лаппо-Даиилевский, — в формальном смысле оди­наково притязающие на истину, должны соответственно удовлетворять подобного рода требованиям: каждая из них должна выработать систему понятий, которая пред­ставляла бы единство и обнимала бы объективно данное ее содержание». И далее: «И социология и история пре­следуют в сущности одну и ту же научную цель, которая состоит в построении общих понятий...».

Буржуазные теоретики объявляли науку об об­ществе наукой «вечных и неизменных законов», «чис­той» и «свободной от всякого рода нормативных и поли­тических построений». Н. И. Кареев, например, писал: «Социология подобно всякой положительной науке о том, что есть, как оно есть, должна быть беспартийной и надклассовой».

Оглавление